Почему круто, не знаю

F5, Кирилл Алехин, 31.01.11г.

 

Игорь Растеряев спел душевную песню про деревню — тем и покорил интернет. Никакой роли, образа, концепции — отчаянная правда и простота. Комбайнеры, рыбалка, пьянство и более 1 млн просмотров на YouTube.

 

В хате с белеными стенами (интерьер совсем скромный: баллон с газом, бутыль масла, эмалированная кастрюля) живописно лохматый дядька растягивает гармонь: «Далеко от больших городов… Там где нет дорогих бутиков… Там другие люди живут, о которых совсем не поют». Он противопоставляет столице провинцию, параллельную Россию, которую не видно из окон многоэтажных домов, — простых сельских мужиков («Комбайнеры, трактористы, грузчики арбузных фур — эти парни не являются мечтой гламурных дур!»), спиртягу, трактор «Россельмаш» и долгий-долгий-долгий рабочий день. Поет надрывно, отчаянно. Как-то сразу с ним соглашаешься: полнокровная жизнь и настоящие люди есть только в деревне. Эх, рвануть бы туда!

 

 

Фотограф: Евгения Онегина

 

Гармониста зовут Игорь Растеряев. Живет в Санкт-Петербурге, профессиональный актер. Песню про «Комбайнеров» исполнил в ходе застолья на хуторе Глинище Михайловского района Волгоградской области. Выступление снял на телефон друг Растеряева Леха и в феврале 2010 года отправил ролик на YouTube. Блогеры обнаружили видео в августе — и за пару дней оно набрало 300 000 просмотров (сейчас уже более 1,25 млн). Игорь Растеряев мгновенно стал интернет-звездой и главным делегатом русской глубинки.

В интервью Растеряев раз за разом расписывался в своей несостоятельности, мол, парень он городской, в деревне бывает наездами, да и не певец — нот не знает, а «Комбайнеров» сложил случайно для друзей с хутора Раковка. Но ему не поверили. Предложили концерт в Москве, просили новых песен. И тогда Растеряев начал писать.

 

За осень написал десяток песен. На каждую есть незамысловатый клип: Растеряев стоит (сидит) в поле с гармонью «Чайка», перекинув ремни через голые плечи, и с выражением пропевает, а иногда выкрикивает слова. Слова о деревне Раковка и реке Медведице («Я в Раковке, где подсолнухов маковки, где полынь да смородина, где мой дом, моя Родина»), о безвыходном пьянстве («Я пешком в чистом поле иду-бреду по бурьяну к погибшим от алкоголя друзьям Ваську и Роману»), о русских дорогах… Это можно назвать лубком — но в музыке Растеряева столько тоски и силы, красоты и свободы, что слушателю хочется порвать рубаху, одновременно взвыть, рассмеяться в голос и начать подпевать.

 

Многие опасаются, что Растеряева засосет шоу-бизнес. Но пока вместо продюсеров Растеряев полагается на друга Леху (Леха ведет его канал на YouTube, помогает с организацией выступлений, переводит тексты на английский). Новые видео снимает на телефон. На встречу приходит в растянутом свитере и, наворачивая пироги, обстоятельно рассказывает про день: вот, значит, гармонь сломалась — отвез ее в театр, потом друга в армию проводил…

 

Так же бесхитростно и конкретно он рассказывает, чем аукнулась слава. Права на «Комбайнеров» у него пытались купить; зимой предлагали корпоративы по 200 000 руб. за час; «Россельмаш» дал премию за раскрытие образа честного труженика, но выяснилось, что директор завода возглавляет политическую Партию дела, — Растеряев деньги взял, а на следующий день перечислил их в фонд «Подари жизнь». «К своим 30 годам я человек по минимуму обеспеченный: Hyundai Getz, жилье, дача есть… Осталось жениться и детишек наделать». Он действительно очень простой. Очень русский.

 

— Нам предлагали концерты, аранжировки. Из чувства любопытства мы с Лехой везде совались и всех слушали, но ни на что не соглашались. Ни рингтонов, ни саундтреков… За пять месяцев подписали единственный контракт — на выпуск альбома. Леха все это замутил, выложил «Комбайнеров» в «В контакте» и на YouTube, теперь юридическую помощь оказывает. Мама разбирает электронную почту: «Игорь, тут письма, предложения… Надо людям ответить». Если считать маму секретарем, а кореша — юристом, наверное, у меня есть какая-то дирекция.
Вообще-то мы не собирались раскручиваться. Сидели в Глинище, спокойно рыбалили (ловили рыбу. — F5). На следующий день после моего 30-летия приезжает папа из Раковки: «Тебя журналисты разыскивают». Я решил, что это шутка такая… А потом про «Комбайнеров» написала волгоградская «Комсомолка».

 

— И вы взяли быка за рога?


— Никого я не брал. Я вообще не собирался заниматься музыкой. Ни одной ноты не знаю… не певец! Два года назад написал три матерные песни для друзей, а после этого случайно получилась одна нематерная — как раз «Комбайнеры». Раковские пацаны про «Комбайнеров» давным-давно знали и успокоились: ну песня и песня, про нас… И чо? А тут вдруг выясняется, что она кому-то еще интересна. И когда начался ажиотаж на YouTube, встал вопрос: «Что дальше?» Сам я не был уверен, что надо всю эту деятельность продолжать. Но мне предложили концерт, и я согласился, хотя материала, считай, не было — «Комбайнеры», «Раковка» и три матерные песни… Всего пять! И так получилось, что к концерту родились, наговорились «Ромашки» и «Казачья песня». Потом уже пришли «Русская дорога», «Богатыри»…

 

— Вы поняли, что надо и дальше гнуть эту щемящую сермяжную нотку.


— Эта нотка у меня сквозила еще десять лет назад, в театральном институте. Мы делали зачины, такие коротенькие представления, в которых участвуют все студенты, и каждый по очереди что-то для всего курса сочиняет. Так вот я всегда писал песни патриотические. Название вроде «Как русские пограничники задержали агрессию НАТО на Балканах». Текст: «Мы задержали войну на Балканах, к нам самолеты послал Кофи Аннан, но русские парни, что службу несут, в обиду Россиюшку-мать не дадут!» В другом зачине показывал, как русские люди гуляют, а сверху на ниточках съезжают орбиты-диролы и прочие чупа-чупсы. Русские наивно начинают их есть и тут же падают в диких корчах под музыку Rammstein. В косухах с надписью НАТО и немецких касках, выкопанных на болотах в Ленобласти, налетают интервенты, начинают русских крутить… Но появляются парни с ряженками в руках и всех спасают: «»Орбит» с «Диролом» нам кушать не надо, ведь знаем мы, что все это происки НАТО!» Или была фантастическая история, в которой я весь курс заставил изображать скошенное маковое поле: «Шприц, флэт, снова денег нет! Кайф на завтрак, ломка на обед!»
Короче тематика с 1997 года не изменилась, просто сам я за десять лет кое-что повидал, есть о чем подумать, что рассказать. История с «Комбайнерами» всколыхнула то, что во мне уже сидело, и начала прорастать. Мелодии я сочинял в дороге: в машине нет магнитолы, и я все время что-нибудь напеваю. Потом стали накладываться строчки. Я не писал на заказ — это было внутренней потребностью. Все вызреть должно изнутри, какая песня будет следующая — не известно. Не как у Шевчука: «Спел про Машу, про Сашу, про Анастасию, а теперь надо про Россию…» Рождается мелодия, ты начинаешь ее напевать, насвистывать, прислушиваться: о чем она?.. Потом приходит аллегория, и ты прикидываешь ритм, начинаешь тему разминать. Тут надо соло, а там заорать: «Я Иван Сусанин!» — и будет круто! А почему круто? Не знаю.

 

— Как-то слишком уж складно: вам предложили концерт и раз — пошли новые песни, потом еще, потом альбом…


— Этому надо радоваться! Песни я не вымучивал. Да и как себя заставишь? Я никогда в жизни себя не заставлял, а когда меня заставляли другие, делал все плохо. В шестом классе родители зачем-то отдали меня в художественную школу, я походил два года — и после этого долго вообще не брал карандаш. Охоту рисовать полностью отбили натюрмортами, эллипсами и полутонами. Нельзя просчитать песню, если, конечно, это не попса, где ноты выверены по компьютеру: «Ты ушла… Я пришел… Потом ты подошла, а я отошел…» — там специально подгоняют частоты и басы, чтобы действовать на людей завораживающе. Но у меня упор на слово, текст, потому что гармошка она и есть гармошка — нету у нее аранжировочных тунц-тунц.

 

— Я все пытался понять, за что вас полюбили городские, — слушают-то как раз они…


— Не только. В группе «Игорь Растеряев» в «В контакте» все записи выложены нараспашку — три диска можно собрать! В Ростове, говорят, гуляет по рукам CD с концертной записью. Сам по себе выпуск альбома затеян, только чтобы подвести черту под сделанным. Мне было важно понять: кем я останусь? Или сейчас, для альбома, пропишу бас-гитарку и сделаю поп-хиток — или буду парнем с баяном.

 

— И вот вы парень с баяном.


— По крайней мере, пока. Впоследствии можно поэкспериментировать, что-то добавить… Нет такой позиции: только гармошка и никогда-ничего-нигде больше! Положа руку на сердце, «Ромашки» и «Казачья» предполагались для моноспектакля по волгоградским историям — уже семь лет я пишу книжку про русскую деревню, рисую картинки, у меня есть огромное желание сделать разговорную постановку про хутор. Сейчас не хватает рассказов, песен, аналитики, просто внимания нашей русской деревне. Не архаичной деревне 1960-х годов, деревне Шукшина и Астафьева, а той, какая она есть сейчас.

 

— А вам какое дело до деревни? Ну вот вспомните видео про «Комбайнеров»: сидите такой в толстовке GAP, смотритесь как запойный, а на самом деле — не пьете. В городе вы деревенский, в деревне — городской.


— Я не пью не потому, что правильный, а потому, что история с выпивкой была на мне сильно отработана. Сомнения появились, когда механизатор Сергей Глимов сказал: «Друг, может, не будешь пить?» И тут я призадумался: если ТАКИЕ люди советуют!.. А то, что я в GAP, так ты не видел нормальных деревенских парней. Двое едут за плетнями на хутор Кундрючкин на «ЗИЛе». Выходит из кабины один — одет в новые джинсы, новую, с иностранными надписями, курточку. Выходит второй — тоже очень приличный. Если бы этих пацанов показали режиссеру, снимающему кино про деревню, он бы поморщился: «Надо зафактурить!» — и пошла бы вся та пошлая мурилья, которую мы видим на экранах (непонятные ватники, грязные футболки, тупость и сельский хо-о-оворо-о-ок). Но GAP для деревни — это уже нормально. Деревенская девочка с пирсингом — норма! Деревня раскрылась для города, и информационный поток в ней такой же, и люди адекватные.

 

— Но вы по-актерски даете типичного деревенского доброго увальня.


— Не думаю, что я кого-то сильно даю или поддаю. Дома я веду себя примерно так же. Петь начинаю, рассказывать что-нибудь сам себе, идет такой процесс творческий…

 

— А на концерте сказали, что сами деревенским быть не хотите — не любите вы ручной труд.


— Что значит «не хочу»? Я родился в Ленинграде, окончил театральный институт, с удовольствием работаю актером в театре «Буфф»… Но четверть жизни я провел в Раковке. С малолетства рос с людьми, которые стали потом комбайнерами, трактористами, просто моими друзьями. Переехав в город, я каждый год на несколько месяцев все равно возвращаюсь домой.
Только не живя в деревне, но бывая регулярно и довольно длительное время, можно о ней рассказывать и писать, сохраняя взгляд сторонний, незамыленный, но и дающий право на авторитетное мнение. А не так — приехал, посмотрел и уехал кропать пасквиль.
Когда людей этих знаешь, живешь с ними, когда с 12 лет каждый день после танцев выходишь к раковскому магазину с гитарой… А там ведь законы простые: взял в руки гитару — надо петь! Петь громко, долго и с выражением, потому что люди вокруг уважаемые, после работы, выпили не первую бутылку самогона, им хочется душевности, тепла и песен про родную Раковку!..
Я везде свой, и эта двойственность наложила отпечаток.

 

— К России сложилось известное отношение: все просрано, все воруют, надо валить из Рашки — и тут появляетесь вы с этим задушевным, заразительным патриотизмом.


— Рашка… Песня не должна быть злой. Ты должен любить то, что делаешь. И то, о чем поешь, тоже должен. Если поешь про пацанов, которые померли от водки, то их не надо ругать и искать виноватых.

 

— Так за что вы деревню любите?


— Да потому что родина моя.

 

— В городе принято провинции сочувствовать, мол, нищета, алкоголизм, навоз — ну дере-евня!


— Они не понимают, что деревенский мужик — это то добро, на котором все держится, и что комбайнер — самый божий человек. В «Отче наш» первым делом говорится о хлебе насущном, так вот комбайнер и есть тот, через кого хлеб приходит в мир! Кормилец, хлебопашец, никого святее него быть не может! Со снисхождением к деревне относятся только заблудшие люди, и они все не правы — они существуют за счет мужиков. А прав только чумазый пацан в кабине комбайна, первооснова всего — земли, России!

 

— Так вы все-таки комбайнер — или за их счет существуете?


— Наилучшим для себя благом я почитал бы возможность оставаться наблюдателем. Доподлинно, художественно и правдиво освещать увиденное и закреплять как некий памятник наблюдения истории России XX века.

 

— С пирогом в руке?


— Пирог никогда не помешает.